Шли молча, отстраненно, будто чужие.
– Молча? Это вовсе не доказывает, что молодые люди поссорились.
– Ну, не скажите! Если двое только и делают, что ходят в обнимку и целыми днями лижутся у всех на виду, без стеснения… А тут… Тут было заметно, что ей совсем не хочется купаться.
– А с чего вы это взяли? Она упиралась? Сопротивлялась?
– Нет. Не знаю. Было заметно, и все… Девушка что-то резко говорила, кажется, по-русски…, словно оправдываясь. Я слов не разобрал.
– Это ничего не доказывает и к протоколу не пришьешь. Купаться ночью – противоестественно для любого нормального человека. Нет ничего удивительного в том, что девушка не изъявляла горячего желания лезть в холодную воду. Жаль только, что она не смогла убедить своего спутника, и пошла у него на поводу… Что же было дальше?
– Они дошли до самого конца волнореза и остановились у площадки для прыжков. Там парень снял свою жуткую майку и повесил ее на перила. Знаете, такую… яркую, с надписью «I love Cyprus» и изображением Острова на груди. На каждом углу продают…
– Так, отлично. А дальше?
– Дальше ничего… Я не имею дурной привычки подглядывать за молодыми парочками, и, разумеется, незамедлительно удалился. Ходят слухи, что русские зачастую купаются голышом. – Варвары! Дикари! Штрафовать их за это надо. И никто им не объяснит, что есть специальные пляжи – для нудистов.
– Правильно – штрафовать! – неожиданно встрепенулся Кристос.
За время допроса он не проронил ни слова, лишь старательно записывал показания и умирал от скуки.
– Совершенно с вами согласен. А деньги – в бюджет, на оборону Кипра!
Фрэнки пропустил высказывание напарника мимо ушей. Пока тот со свидетелем обсуждал животрепещущую тему собираемости налога на оборону, который вот-вот собирались ввести местные власти, старый полицейский о чем-то сосредоточенно размышлял. Его указательный палец скользил по лбу, от переносицы к виску и обратно…
– Майка! – вдруг громко произнес он, прервав оживленную беседу. – Куда подевалась майка?
– Может, ветром снесло? Штормит как-никак…, – робко заметил Кристос.
– Допустим. Тогда почему вся одежда девушки осталась на мостках? А, кстати, где же брюки и обувь этого типа? Тоже ветром сдуло? Нет никаких следов, что рядом с девушкой кто-то был. Какой из всего этого напрашивается вывод?
В комнате повисла напряженная тишина.
– Парень был вообще без штанов… и без обуви, – неуверенно промямлил молодой напарник.
Фрэнки закатил глаза. Господи, с кем приходится работать?
– Шевели, шевели мозгами…, сынок.
– Ааа… Тогда так. Он плюхнулся в море прямо в одежде. Ботинки тут же наполнились водой и потянули его ко дну. Девушка бросилась его спасать… и…, – начал фантазировать Кристос. – А может…, может парня и не было вовсе? А нашему свидетелю просто пригрезилось в темноте… Показалось…
– Как это показалось?! – возмутился англичанин. – А кто мне, по-вашему, чуть ногу не отдавил?
– Вы же прежде говорили, руку? – не унимался Кристос.
– Ну, руку. Не цепляйтесь к словам, молодой человек. Я же сказал чуть. Это могла быть любая часть моего тела!
Фрэнки внезапно прекратил эту перебранку.
– Успокойтесь. Успокойтесь, господа. Ни руки, ни ноги нашего уважаемого свидетеля, которые, к счастью, не пострадали и не имеют отношения к расследованию.
Он встал и дружески похлопал англичанина по плечу.
– Благодарю за помощь. Не смею больше вас задерживать, дружище. Вы оказали нам неоценимую услугу. Надеюсь, вы сможете подтвердить свидетельские показания в суде?
От этих слов беднягу Кристоса перекосило. Фрэнки, наверное, слетел с катушек или спятил на старости лет… К чему вся эта преувеличенная благодарность? Неоценимую услугу?! Что такого сумел сообщить свидетель? В каком еще суде? И кого судить-то, утопленников? И причем тут майка?
Когда за англичанином закрылась дверь, полицейские в тишине уставились друг на друга. Слышалось только жужжание мухи, которая проснулась от яркого света лампы и теперь яростно кружилась по комнате. Фрэнки смотрел на молодого напарника торжествующе…
Кристос, не получив объяснений, свернул трубочкой протокол и прихлопнул жужелицу метким ударом. Вот и четвертый труп появился…
Январь 1996 г., Нижнекамск, Россия
Вера почувствовала, как сильные руки подхватили ее, не дав удариться головой об косяк, и провалилась куда-то в пустоту.
– Как вы, Вера Прокофьевна? Вам лучше? – услышала она какое-то время спустя.
– Вы меня слышите? Говорить можете? – спрашивал тот же голос. – Пошевелите пальцами.
Она с трудом разлепила тяжелые веки и увидела незнакомца, который склонился над ней чуть не в три погибели. Прямо в лицо ей с беспокойством смотрели его красные воспаленные глаза.
– Простите меня, дурака. Простите. Я не мог… Не знал как… Всю дорогу думал… Хотел подготовить… И не смог. Простите.
Вера ничего не ответила, только облизнула пересохшие губы. Она теперь лежала на диване в гостиной, заботливо укрытая пушистым пледом.
– Может, воды? Или скорую вызвать?
Вера отрицательно покачала головой. Ничего ей теперь не нужно, ничего… Ну, почему, почему она не умерла сразу? Кто этот человек? Что ему от нее надо?
– Верхний свет погасите. Режет…, больно, – прошелестела несчастная женщина и безучастно уставилась в потолок.
Незнакомец включил ночник и подоткнул одеяло под Верину спину.
– Я – Шалымов, – сказал он негромко.
Шалымов. Шалымов? Где-то она уже слышала эту фамилию… Ах, да. Лешкин хозяин. Из московского офиса. «Интерра», кажется, или «Инверра»…? Зачем он здесь? Что ему от нее надо?
– Я был там. У Него. Это утром случилось. Вылетел немедленно, как только узнал. Потом – сразу к вам.
Шалымов вглядывался в ее расширенные в полутьме зрачки.
– Вы меня слышите, Вера Прокофьевна?
Он хотел спросить, понимаете, но осекся. Хоть бы она заплакала или закричала. Было бы легче. От вида ее окаменевшего лица у него самого сводило скулы.
– Мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу. Объявили приличное вознаграждение за любую информацию, которая поможет следствию.
Вера молчала. Он не знал, что ей еще сказать. Что? Вот, опять глупость сморозил. Как ее передернуло, когда он брякнул про приличное вознаграждение. Слово «приличное» так некстати слетело с языка, совершенно не к месту. Да, он мог нанять, купить, заплатить. Он был в состоянии сделать все, что она попросит, только мужа вернуть ей не мог. Шалымов отвернулся, не в силах вынести ее отрешенного взгляда. Она не спрашивала, ни как это произошло, ни за что, ни почему. Ничего не спрашивала.
Мертвая тишина давила. А в ушах вопреки законам физики громко стучали отбойные молотки, разрывая барабанные перепонки.
– Его дворничиха нашла. То есть велосипед… Колесо в кустах заметила, когда подметала, – наконец решился прервать он зловещее молчание. Должен же кто-то супруге все рассказать.
– Не надо, – донесся до него ее слабый голос. – Я не хочу знать никаких подробностей.
– Хорошо. Я думал… что лучше уж мне… Рано или поздно все равно придется узнать. От следователя…
– Пусть так. А сейчас уходите. Пожалуйста. Вы уже сделали свое дело и все, что надо, сказали.
Шалымов запротестовал.
– Как хотите, а я не могу оставить вас одну!
– Нет, уходите. Мне никто сейчас не нужен, никто.